«Гнобили тех, кто писал непонятную для народа музыку». Интервью Александра Колкера, оставленное им до своей смерти

— Это свойство натуры. Понимаете, я не смог бы написать эту книгу, если бы не дружил с юмором. В жизни бы не опубликовал серьезную книгу с бемолями и диезами и критикой произведений своих товарищей. В книге не столько про меня и Машу, а про тех людей, которые прошли вместе с нами по жизни и оставили глубочайший след. Это Соловьев-Седой , Товстоногов, Мравинский , поэт Ким Рыжов. Книга — про этих людей. Мы счастливы (интервью бралось при жизни Марии Пахоменко. — Прим. ред.) , что были рядом с ними.
— Я уже двадцать пять лет не хожу в Союз композиторов, чтобы не обсуждать чужую музыку. Чего обсуждать, песни надо исполнять! Когда начинал, и был еще мальчишкой, ходил в песенную секцию. Ее вел корифей Георгий Носов. Но самым корифеем был Василий Павлович Соловьев-Седой. Он как-то встретил Носова на улице и сказал: «Ты живешь в мою эпоху». А с юмором у Георгия Никифоровича, надо сказать, было плохо, и он обиделся.
— Не сносным, а замечательным. Оскар Фельцман , Марк Фрадкин, Эдуард Колмановский, тот же Тихон Хренников писали песни, которые подхватывались народом. Все они были богаты выше крыши, и никто их не гнобил. Разговоры о том, что кто-то кого-то гнобил, — болтовня. Гнобили тех, кто писал непонятную для народа музыку. Например, написал Мясковский симфонию. Зачем ему платить, ведь ее исполнили один раз в Филармонии? Ему и заплатили 50 рублей авторских, и все. Гнобили поэтов, которые писали о мавзолее, как об окровавленном сердце на Красной площади. А тех, кто писал песни «Я верю, друзья, караваны ракет…», — поощряли.
Вот, к примеру, Леонид Десятников . Его оперу «Дети Розенталя» поставили в Большом театре. Ни Вениамина Баснера, ни Бориса Тищенко, ни Андрея Петрова в Большом не ставили. Шлагбаум последнему, кстати, поставили Родион Щедрин с Майей Плисецкой: «У вас есть Кировский театр, вот там и ставьте». Леонида Десятникова поставили, хотя когда чиновники смотрят на его сугубо еврейский нос, то у них опускаются глаза. И деньги нашлись на постановку. Более того, его сделали музруком Большого, правда, был он им недолго.